Эдгар Берроуз - Лунные люди [= Люди с Луны] [The Moon Men]
— Это — Флаг, сынок, — сказал мне отец. — Это — Старая Слава, флаг твоих отцов, флаг, который превратил мир в цветущий сад. За владение им полагается смерть; но я решил взять его и охранять, и наша семья будет охранять его, пока войско, которое владело им, не придет из Аргонна.
Я почувствовал, как на мои глаза наворачиваются слезы — почему, я не мог бы сказать — и я отвернулся, чтобы скрыть их. Я повернулся к окну и здесь, за покачивающейся козьей шкурой, увидел лицо, проступающее из тьмы. Я всегда был быстр в мыслях и действиях; но, думаю, за всю свою жизнь я никогда не действовал так молниеносно, как тогда. Одним движением я скинул со стола свечу, погружая комнату в полную тьму и, добравшись до отца, я вырвал из его рук Флаг и спрятал его в тайник под каминной полкой. Камень лежал внизу, но у меня заняло не больше секунды, чтобы нагнуться за ним и найти его в темноте — и не больше, чтобы вставить его в нишу.
Настолько велико было напряжение и подозрение в человеческих душах, что четверо в комнате и я интуитивно почувствовали нечто, заставившее меня действовать подобным образом; и когда я нащупал свечу и зажег огонь, все неподвижно и безжизненно стояли на своих местах. Они не задавали мне вопросов. Отец заговорил первым.
— Ты был очень неаккуратен, Джулиан, — сказал он. — Если ты хотел взять свечку, то почему ты не поднял ее осторожно, вместо того, чтобы резко хватать ее? Но ты всегда действуешь подобным образом — и постоянно разбиваешь вещи.
Он несколько повысил голос, говоря это; но это была жалкая увертка, и он знал это, так же как и все остальные. Если человек, которому принадлежало лицо в темноте, слышал его слова, то он тоже это понял.
Я зажег свечу, вернулся в кухню и, выйдя из задней двери и держась в глубокой тени дома, прокрался вперед, потому что хотел узнать, кто видел эту сцену государственной измены. Ночь была безлунной, но безоблачной, и я видел окружающее на достаточном расстоянии, так как наш дом стоял на возвышении прямо на берегу реки. Юго-восточнее нас проходил путь, ведущий к древнему мосту, давно уже сломанному яростными толпами или разрушившийся — я не знаю причины. Наконец я увидел силуэт мужчины на фоне залитого звездами неба, который уже дошел до основания моста. У мужчины был большой мешок за спиной. Этот факт был достаточно примечательным, так как наводил на мысль, что подглядывавший сам проворачивал тайную операцию и, что он может сам себе навредить, проговорившись насчет действий других. Я видел множество людей, несущих мешки и свертки по ночам — я сам перетаскивал их не раз. Это был фактически единственный путь, благодаря которому человек мог спасти часть своего добра от сборщика налогов и мог жить сам и поддерживать свою семью.
Такое ночное движение было достаточно распространено при старом сборщике налогов и ленивом коменданте; в прежние времена это было не так уж и опасно, как могло показаться — по закону это преступление наказывалось десятью годами тюрьмы и работой на угольных шахтах, и в особых случаях — смертью. Особые случаи — это когда человек пойман с чем-то, что комендант или сборщик налогов хотели бы иметь для себя.
Я не пошел за этим человеком, будучи уверен, что он из нашего класса, а, вернувшись домой, обнаружил всех четверых разговаривающих шепотом, и в течение этого вечера никто из нас так и не повысил голоса.
Отец и Джим говорили, как обычно, о Западе. Они, казалось, чувствовали, что где-то далеко, рядом с заходящим солнцем есть нечто, что там должен остаться небольшой уголок Америки, где люди живут в мире и свободе — и где нет никакой Каш гвардии, сборщиков налогов и калкаров.
Приблизительно три четверти часа спустя, когда Джим и Молли приготовились уходить, раздался стук, и дверь тут же распахнулась — прежде, чем от нас последовало приглашение войти. Мы переглянулись, когда увидели, что с порога нам улыбается Питер Йохансен. Я никогда не любил Питера. Он был высоким, нескладным мужчиной, который улыбался всем ртом; но его глаза никогда не улыбались. Мне не нравились его взгляды, которые он бросал на мать, когда думал, что никто не наблюдает за ним, ни его привычка менять женщин, каждый год или два — это было слишком похоже на калкаров. Я всегда испытывал к Питеру чувство подобное тому, которое испытал когда-то в детстве, наступив на змею в густой траве.
Отец приветствовал новоприбывшего добродушным «Добро пожаловать, Брат Йохансен», а Джим лишь кивнул головой и отвернулся, потому что у Питера была привычка заглядываться на Молли так же, как и на мою мать. Обе женщины были красавицами. Мне кажется, я не видел более красивой женщины, чем моя мать, и, когда я стал старше и узнал об этом мире побольше, я изумился, что отец сумел завоевать ее. Я понял, почему она почти никогда не показывалась на людях; она всегда оставалась поблизости от дома и фермы. Я никогда не видел, чтобы она отправилась на рынок, как делало большинство женщин. Но сейчас мне было двадцать, и я прекрасно во всем разбирался.
— Что привело тебя к нам так поздно, Брат Йохансен? — спросил я. Мы всегда пользовались предписанным «Брат», обращаясь к тем людям, в которых были не вполне уверены. Я ненавидел это слово — для меня «брат» означает — враг, и его ненавидели все классы, по моему, даже калкары.
— Я искал сбежавшую свинью, — ответил Питер на мой вопрос. — Она побежала в этом направлении, — и он махнул рукой в сторону рынка. И когда он сделал это, из под его куртки что-то выпало. Это был пустой мешок. Я тут же понял, кто смотрел на нас из темноты, из-за покачивающейся козьей шкуры. Питер поднял мешок с пола с плохо скрываемым конфузом и я заметил, как выражение его коварного лица меняется. Он повернулся к отцу.
— Это ваше, Брат Джулиан? — спросил он. — Я нашел его перед вашей дверью и думал, может быть, стоит зайти и спросить.
— Нет, — ответил я, не дожидаясь пока заговорит отец, — это не наше — это принадлежит человеку, который нес его полным некоторое время назад. Я видел это. Он направлялся в сторону старого моста. — Я посмотрел прямо в глаза Питеру. Он покраснел, а затем побелел.
— Я не видел никого, — сказал он наконец, — но если мешок не ваш, я заберу его, ведь это не ахти какое преступление — ходить с мешком по ночам. — Затем он без лишних слов повернулся и покинул наш дом.
Мы все знали, что Питер видел эпизод с флагом. Отец сказал, что бояться нет нужды, Питер — нормальный парень; но Джим, Молли и мать думали иначе. Я соглашался с ними. Мне не нравился Питер. Джим и Молли вскоре после ухода Питера отправились домой, а мы начали готовиться ко сну. Мать и отец занимали одну спальню. Я спал на козьих шкурах в большой комнате, которую мы называли гостиной. Еще одна из комнат была кухней. Мы там и ели.
![Эдгар Берроуз - Лунная девушка [= Девушка с Луны] [The Moon Maid]](/uploads/posts/books/61868/61868.jpg)
